Анатолий Краснов-Левитин, Вадим Шавров

Очерки по истории русской церковной смуты

Том I

Начало

Религиозной молодежи — нашей смене, нашей надежде — с глубоким уважением и любовью посвящают свой скромный труд авторы.

«— Пригласите свидетеля Белавина!

В зале перерыв движения, а затем все замерло. Часовой распахнул дверь. Медленно входит высокий, стройный человек. Белая борода. Жиденькие седые волосы, черная шелковая ряса. На груди скромная серебряная иконка. И никаких знаков отличия.

— Ваши, гражданин, имя, отчество, фамилия?

— Василий Иванович Белавин.

— Патриарх Тихон?

— Да, Святейший патриарх всея Руси…»

(Ашевский П. И святейший и правительствующий. — Известия ВЦИК, 1922, 6 мая, № 99.)

Тридцать восемь лет назад были написаны эти строки, и уже в труху превратилась газетная бумага, на которой они были отпечатаны. И вот снова, как тогда, слышится голос: «Введите…» — и вновь стоит перед суровым судом давно умерший патриарх. И на этот раз уже не как свидетель, а как подсудимый, и рядом с ним его современники — друзья и враги — те, кто его обвинял, и те, кто тогда сидел за судейским столом.

Для всех наступил суд истории. «Сильна, как смерть!», — можно сказать про нее, и нет ни одного человека, который не подлежал бы ее суду; даже тех, чьи имена забыты, судит история, если не лично, то в лице того поколения, к которому они принадлежали. Однако, если суд истории могуществен и суров, как и всякий другой суд, то он так же, как и всякий людской суд, не гарантирован (увы!) от ошибок и несправедливостей.

«Как вы думаете, что скажет об этом история?» — спрашивает один из героев пьесы Шоу. «Наверное, солжет, по обыкновению», — отвечает на этот вопрос устами другого персонажа автор. Эти слова великого скептика пусть будут предостережением в начале этой работы.

Не лгать! Говорить правду, всю правду, ничего, кроме правды, как бы горька и трудна она ни была, и да поможет в этом Бог!

25 августа 1960 г.

Начало

Мучителен, сложен, зигзагообразен путь обновленческого движения в России. Дело обновления Церкви — дело в своей основе святое и чистое, и у его истоков стояли чудесные, кристально чистые люди. «Как обновить наши церковные силы?» — озаглавил одну из своих статей величайший русский мыслитель Владимир Сергеевич Соловьев. И вся его жизнь — это страстная, вдохновенная проповедь обновления христианства, очищения его от грубых, средневековых подделок и извращений; проповедь построения на земле Царствия Божия — Царства правды, добра и красоты. Об обновлении Церкви непрестанно говорили и писали ученики Вл. Соловьева, которые составляли блестящую плеяду замечательных мыслителей. Стихийным порывом к обновлению христианства была охвачена и русская литература от Достоевского и Толстого до Мережковского и Блока.

И в среду русского духовенства постепенно проникает стремление к обновлению Церкви.

«Наличность либерального реформаторского движения, — писал В. И. Ленин в 1905 году, — среди некоторой части молодого русского духовенства не подлежит сомнению: это движение нашло себе выразителей и на собраниях религиозно-философского общества и в церковной литературе. Это движение даже получило свое название: «новоправославное движение». (Ленин В. И. Собр. соч. Изд. 3-е, т. 7, с. 84–850

Трагическая фигура архимандрита Михаила (Семенова) — чистого, бескорыстного человека, горячего энтузиаста и добродетельного монаха, запутавшегося в противоречиях эпохи и причудливо соединившего в конце жизни старообрядчество со свободным христианством, заслуживает самого горячего сочувствия со стороны всех честных людей.

«Даже и не будучи полным единомышленником о. Михаила, — писал о нем знаменитый религиозный мыслитель, — можно заметить, сколь резко отличается он на фоне православного духовенства, в особенности же монашествующего. В его статьях и брошюрах чувствуется подлинная религиозность, палящее дыхание религиозной муки, напряженность постоянных религиозных исканий, тревога мятущейся мысли. Его душе близки социальные нужды нашего времени, и ему свойственно понимание социальных задач христианства, сложных и трудных задач, так называемого христианского социализма. Его ухо слышит те стоны нужды и горя, к которым так глухи чиновники в митрах и клобуках», — так характеризовал его С. Н. Булгаков (Булгаков С.Н. Духовенство и политика. — Товарищ, 6 декабря 1906 г., письмо в редакцию по поводу дела о. архимандрита Михаила)

«Совет представителей студентов Петроградской духовной академии постановил по поводу увольнения профессора Академии архимандрита о. Михаила выразить признательность и благодарность о. Михаилу как открытому и честному борцу за свободу, в котором монашеская ряса не уничтожила человеческого достоинства», — так характеризовали о. Михаила его ученики (Русское слово, 1906, 8 декабря, № 134, с. 4).

О. Григорий Спиридонович Петров, епископ Антонин Грановский и Андрей Ухтомский, думские священники оо. Тихвинский, Огнев, Афанасьев, тифлисский мужественный пастырь о. Иона Брехничев и другие — более практические, чем о. Михаил Семенов, хотя и менее талантливые и вдохновенные, чем он, деятели дореволюционного обновленчества так же заслуживают уважения за свою смелую борьбу с церковной казенщиной. Они много способствовали тому, что «обновление Церкви» стало одним из популярных лозунгов в либеральной интеллигентской среде.

Здесь можно очень многое сказать об исторической обстановке тех лет, но это не входит в наши задачи. Темой настоящей работы не является характеристика русского обновленчества в дореволюционное время. Следует все же указать на то, что уже в дореволюционном обновленчестве очень ясно ощущаются те внутренние противоречия, которые пронизывают впоследствии обновленческий раскол. Обновленческие лозунги, став модными после 1905 года, разумеется, тесно сочетались с освободительным движением, которое развертывалось в стране. Деятели церковного обновления иногда примыкали к крайним радикальным партиям: так, о. Михаил Семенов был лишен сана за свою принадлежность к народным социалистам, о. Григорий Петров был близок к трудовикам, а священники II Государственной Думы во главе с о. Тихвинским примыкали к социал-демократическим кругам. Все же в целом обновленческое движение между двумя революциями протекало в русле кадетского либерализма, лишь очень редко выходя за его рамки. В какой-то мере это способствовало его популяризации в интеллигентской среде; в то же время это обусловливало буржуазное опошление обновленческих идей. Если внимательно читать обновленческие документы (типа «Записки 32 петербургских священников», появившейся в 1905 году) и резолюции епархиальных съездов этого периода, можно легко заметить, как великие идеи Вл. Соловьева об универсальном, всестороннем духовном обновлении заменяются требованиями об ограждении прав приходского духовенства. «Палящее дыхание религиозной муки» неожиданно превращается в скулеж по поводу мелких доходов сельских батюшек, а все грандиозное дело церковного обновления оборачивается, по меткому выражению епископа Антонина, в «стачку попов, бунтующих против своего начальства».

В этой атмосфере формировалось мировоззрение будущих деятелей обновленческого раскола.

Александр Иванович Введенский — главный лидер и самый значительный обновленческий теоретик — до конца своей жизни (несмотря на мгновенные изумительные взлеты) все же оставался типичнейшим представителем того церковного интеллигентского либерализма, который сформировался в предреволюционные годы и который иногда колко назывался «церковным кадетством» [1] .

Александр Иванович Введенский, который начал свою деятельность в предреволюционные годы, а затем стал центральной фигурой обновленческого раскола, является в то же время связующим звеном между дореволюционным реформаторским «новоправославным» движением и обновленческим расколом. К характеристике этого во всех отношениях замечательного человека мы сейчас и обратимся.